Уже в ранней лирике Лермонтова мы встречаемся с тем пониманием жизни, её подлинного смысла, которое предопределило весь характер творчества поэта: «Так жизнь скучна, когда боренья нет...» — в этом признании раскрывается главное стремление лирического героя, стремление к действию. Лермонтов рано осознал себя человеком загадочной, странной — и непременно высокой, трагической судьбы. Противостояние своему времени, обществу вызвано особой гордостью поэта: нежеланием прожить жизнь, как все, без смысла, без высокой цели. Врождённая жажда действия, жажда настоящего поступка вызывает у него ощущение необыкновенного предназначения. Ему дано как человеку и как поэту, совершить подвиг, оставить своё имя в русской истории. Предстоящие трудности, опасность гибели не пугают, удары судьбы способны лишь разжечь «мятежный» огонь, удвоить сопротивление. При этом никаких сомнений в трагическом исходе предстоящего столкновения не существует, но гибель в этом романтическом, героическом ощущении мира воспринимается как победа, как доказательство несломленности духа, готовности к любым жертвам во имя свободы.
Предназначение поэта в лирике Лермонтова — разбудить общество, заставить его вспомнить о свободе. Это связано с тем, что права личности были для Лермонтова основой, нормой общественной жизни. Русская действительность тридцатых годов прошлого века была неприемлема для Лермонтова именно потому, что права личности в ней подавлялись силой общественного мнения и силой власти. Поэт — певец свободы, его голос, его стихи должны объединять людей в борьбе за самое главное — независимость от власти. Свой идеал Лермонтов находит в древнем Новгороде. Поэзия — колокол, собирающий граждан, вдохновляющий своим звучанием на подвиги. «Твой стих, как Божий дух, носился над толпой... во дни торжеств и бед народных» — вот классический образ поэзии и поэта в героической лирике Лермонтова. Дело поэта — это его слово. Но что же даёт ему право быть нравственным «вождём» народа?
Поэт — существо исключительное. Он от природы наделён «высокой мыслью и душой», способностью противостоять любой тирании, любому подавлению личной независимости. «Ты видел зло, и перед злом ты гордым не поник челом...» Именно поэтому слово поэта обладает огромной, почти сверхъестественной силой. Зреющее в глубине народной жизни сопротивление насилию в слове поэта находит своё предельное, «концентрированное» выражение. Поэт словно несёт людям повеление свыше, ибо Бог — защитник правых, защитник обиженных.
Но эпоха древнего Новгорода всё-таки далёкое, невозвратимое прошлое. Что же может сделать поэт в обществе, которое утеряло порыв к свободе, забыло о чувстве чести? В таком случае роль поэта становится ролью пророка в ветхозаветном, библейском понимании этого слова. Стихи поэта должны разбудить в людях нравственное чувство, заставить взглянуть на себя со стороны — и устыдиться. «В очах людей читаю я страницы злобы и порока...» — вот главное в том видении жизни, которое заставляет поэта нести в общество «любви и правды чистые ученья».
Но увы! Нравственность, стремление к чистоте помыслов и поступков несвойственны «железному веку», эпохе тридцатых годов. Именно равнодушие к добру и злу, отсутствие нравственных ориентиров определяет портрет поколения в «Думе». «Надежды лучшие» осмеиваются общим мнением; безверие, эгоизм, неспособность к действию стали «характером» времени, источником и мыслей, и чувств, и поступков. Изменилась и поэзия. «Оружие» превратилось в модную игрушку, служанку публики. «В наш век изнеженный не так ли ты, поэт, своё утратил назначенье...» — с горечью восклицает Лермонтов. Нет главного — чувства чести, и поэт бессилен поэтому что-либо изменить. Он одинок среди воинствующих посредственностей, рабов «низменных» страстей. Ему не дано даже вызвать негодование, слово поэта воспринимается как «игра в старину», актёрство. Молчание становится его уделом. «О как мне хочется смутить весёлость их и дерзко бросить им в глаза железный стих, облитый горечью и злостью!», но обратите внимание: «дерзость» остаётся только порывом. Ощущение бессмысленности останавливает поэта. Столкновение с обществом трагично для поэта именно потому, что общество отказывается признать за поэтом право быть учителем. Поэт обречён не просто на одиночество — его конфликт с обществом может привести и к гибели как результату травли, всеобщего заговора.
Как же сегодня воспринимать героический, свободолюбивый дух лермонтовской поэзии? Время бесконечных «од» революционности уже миновало. Значит ли это, что лермонтовское понимание предназначения поэтического слова ушло в прошлое и, быть может, навсегда? Нет. При всём романтическом максимализме этой темы в творчестве Лермонтова в ней заложен глубокий национальный смысл. Именно огромный разрыв между властью и народом предопределил все русские трагедии двадцатого века. В России не было главного — общественного мнения, к которому власть считала бы нужным прислушиваться. Слово поэта, если оставить в стороне ту радикальность, от которой Лермонтов, кстати, избавился в последние годы жизни, как раз и выполняет роль голоса общества. Бескомпромиссность нравственного порыва поэта и сейчас заслуживает уважения. Мы ещё не создали общества, в котором власть считает нужным действительно честно и открыто говорить с народом, «слушать» его голос. Мы ещё только к идём к нему.