Русь, Русь… бедно, разбросано и
неприютно в тебе…
Но какая же непостижимая, тайная сила влечёт к тебе?
(Н. В. Гоголь. “Мёртвые души”)
В 1834 году в размышлениях о Пушкине Гоголь говорит о поэтической задаче художника, о своём творческом методе, обличительный пафос которого уравновешивается утверждением неясного, но гуманного идеала.
Таким идеалом в поэме “Мёртвые души” является образ народной могучей Руси, которой, “косясь, постораниваются и дают дорогу другие народы и государства”.
Раскрывая бытность России Гоголь, не изменил своего отношения к народу в “Мёртвых душах”, хотя ввёл в роман много вовсе не привлекательных “простолюдинов”, таких как кучер Селифан, лакей Чичикова Петрушка. Порфирий и Павлушка – два диких крепостных дурака, пухлый заспанный приказчик Манилова, смазливая нянька детей Ноздрева. Гоголь усмехается, когда видит бестолковых дядю Миняя и дядю Митяя, косноязычных мужиков, толковавших Чичикову, что Заманиловки нет, мудрецов, обсуждающих колесо чичиковской брички – доедет оно до Москвы или не доедет. Но эта усмешка совершенно та же, с какой сам народ в своих сказках и присловьях подмечает свои смешные стороны, высмеивает своих дураков и недотёп. Это Россия бедная, разбросанная и неприютная, рабская исковерканная косным бытом. К читателю она повёрнута той стороной, с которой смотрит на неё помещик.
Но есть и другая Россия в “Мёртвых душах”, без которой нельзя представить себе поэтического отношения Гоголя к действительности, в которой он находит “необыкновенное” и чудесное, и это “необыкновенное” является “совершенной истиной”. Рядом с пошлым миром “мёртвых душ” здравствует полный жизни мир народа. Между этими чуждыми друг другу мирами существует противоестественная, бесчеловечная связь – крепостное право. Крепостник Собакевич прямо нахваливает свой “товар”. Давно уже нет на свете ни непревзойдённого умельца – печника Милушкина, ни искуснейшего каретника Михеева, ни чудо-сапожника Максима Телятникова, ни плотника Пробки, ни бойкого Сорокоплехина, приносившего оброку до пятисот рублей, – а разговор Собакевич ведёт такой, словно они все живы и здоровы. Но за голосом Собакевича слышится голос самого Гоголя: крестьянским трудом создаётся жизнь, неутомимыми умелыми крестьянскими руками.
Глядя на реестр купленных мёртвых душ, Чичиков вдруг размечтался. С необычайным для него искренним волнением и юмором размышляет он о горестной судьбе мужиков… Да ведь это же не Чичиков!
Это лирический голос Гоголя, звучащий в богатырском труде крестьянина “при криках, брани и понуканиях”, веселье и хороводы после тяжкой работы, бесконечная, как Русь, песня – эти картины народной жизни выводят на поэтические просторы поэму к живым людям, оставляя позади прошлый мир её героев, “мёртвых душ”.
Назревает и становится неизбежным столкновение двух миров. Такое столкновение не входило в замысел автора (он отнюдь не революционер), но писатель был против бесчеловечного обращения с людьми. И в поэме возникает тема крестьянского бунта. В первый раз она слышится в разговоре городских чиновников, которые “входят в положение” Чичикова, накупившего крестьян мужеского пола на сто тысяч, опасаются, как бы не произошло бунта во время переселения мужиков в Херсонскую губернию; чиновники предлагают даже разные меры для искоренения “буйного духа”. За этим разговором скрывается серьёзная мысль Гоголя о сопротивлении народа насилию над ним, о возмездии крепостникам. Наконец, тема бунта крестьян выражена в “Повести о капитане Копейкине”. Мысль о том, что не всякий русский человек – раб, подтверждается эпизодом, в котором чиновники, напуганные приездом проверяющего, перебирают в памяти проступки и вдруг вспоминают о восстании крестьян, уничтоживших земскую полицию.
Гоголь показал современный ему мир в его отрицательном виде, а также дремлющие возможности, таившиеся в русской жизни. Отсюда и возникает вера в прекрасное будущее России, которая выразилась в “птице-тройке”, символизирующей Русь.
Залог этого будущего Гоголь видел в талантливости и трудолюбии русского народа.